Сцена двадцать четвёртая.
НАКАНУНЕ.
Итак, всё, как казалось, шло прекрасно, как у той, так и у другой стороны.
Лукашин с Крыловой всё обдумали, обговорили с участниками и что самое главное все их поддержали, даже и испуганные члены антипартийной группы.
Всё-таки время уже было не то, и народ потихонечку стал приходить в себя и становиться в некоторой степени похожим на сообщество свободных и счастливых людей.
Один вопрос постоянно, словно тупая зубная боль мучил Женю, а именно, что за сюрприз хочет приподнести Огурцов в финале вечера перед самым боем курантов.
Серафим Иванович на прямые вопросы инструктора давал уклончивые ответы, отмалчивался и уходил от ответа. Видно было, что он хочет оставить этот подарок-сюрприз в тайне и раскрыть его только в самый разгар Карнавальной ночи. Что готовил Огурцов оппозиция не знала. Знал об этом только идейный вдохновитель и постановщик сюрприза Яков Филиппович Никодилов.
Творческий взрыв-бомбу-мину-заряд они готовили в тайне, на каждом шагу намекая об этом, но, не раскрывая своей задумки и деталей. Что будет творить Серафим Иванович на сцене, выполняя установку самого Романова, оставалось для всех загадкой.
На финальную роль Деда Мороза был с одобрения Вольноветрова и районного комитета ВЛКСМ утверждён Лукашин. На роль Снегурочки, но по настоянию Огурцова с минимумом словарного текста, была утверждена Елена Марковна Крылова.
Публичное разоблачение фокусов Никифорова, на котором настаивал Огурцов, по рекомендации райкома партии было признано нецелесообразным, так как в этом и заключалась вся соль таинственной магии.
Кэм Афанасьевич выразился по-простому: «пусть пока фокусничает и забавляет народ, а если что мы быстро разоблачим и фокусника, и клоунов, и его фокусы, и всё предадим партийной огласке. Но, это после―если что?»
Серафим Иванович не мог возражать вышестоящему начальству, хотя страстно желал вообще выкинуть этот жанр с фокусами из «чапаевки» вместе с фокусником-коммунистом Никифоровым и клоунами-коммунистами Сидоровым и Николаевым любимых детворой и взрослыми, как смешных Типа и Топа.
Карнавал начинался в двадцать два часа. Всё и вся готовилось в лучшем виде, но это не помешало, а только способствовало нашей четвёрке закадычных друзей в одиннадцать часов дня по московскому времени сходить в знаменитые Сандуновские бани и снять накопившиеся грехи, да и телесную грязь, и оставить всё это и многое не нужное в Старом году. Чистыми и душой, и телом войти в Новый год.
Вспомним, а что же значительного происходило в стране победившего социализма в 1957 году? И надо отдать должное нашему героическому народу, не так уж и мало было совершено:
―февраль―первая, пока ещё не полная, частичная реабилитация репрессированных народов, восстановление национальной автономии чеченского, ингушского, калмыцкого и карачаевского народов.
―28 февраля―первый Всесоюзный съезд советских художников.
―апрель―прекращение принудительной подписки по государственным займам. Введение 20-летнего моратория на выплату государственного долга по займам.
―18 июня―принятие Президиумом ЦК КПСС решения о смещении Хрущёва с поста Первого секретаря ЦК КПСС, но не поддержанное в дальнейшем очередным Пленумом.
―28 июля―2 августа―проведение в Москве Всемирного фестиваля молодёжи и студентов.
―31 июля―решение ЦК КПСС, Совета Министров СССР о развитии жилищного строительства. Вот откуда пошли знаменитые «хрущёвки», которые в то время помогли миллионам людей выбраться из бараков и трущёб.
―август―запуск сверхдальней межконтинентальной многоступенчатой баллистической ракеты.
―4 октября―запуск первого искусственного спутника Земли.
―3 ноября―запуск второго (биологического) искусственного спутника земли с собакой на борту.
―5 декабря―спуск на воду первого в мире атомного ледокола Ленин.
―декабрь―запуск самого мощного в мире ускорителя элементарных частиц―синхрофазотрона группой ученых под руководством В.И.Векслера.
―открытие в Москве театра «Современник».
―создание кинофильмов «Высота» (режиссёр А. Зархи) и «Летят журавли» (режиссер М.Калатозов).
―организация движения «За коммунистический труд»
Всё это было и создавалось нашим народом, советскими людьми через пот и слезы, лишения и унижения, аресты и расстрелы, но и с радостью и любовью, улыбками и смехом, с гордостью за себя и за Советский Союз с достоинством Человека с Большой Буквы.
Всё шло рядом и плохое, и хорошее, умное и дурное! Но это было, это состоялось, это наша история независимо ни от чего! Только хорошим надо гордиться, а из плохого извлекать уроки и дважды не наступать на одни и те же грабли. Учиться у нашей многовековой истории, жить в добре, помогая друг другу. Рука об руку всем вместе делать реальные дела! Меньше политики и болтовни! Больше дел! Любить Родину и быть патриотом.
Люди вздохнули и поверили. Липкий страх отступал. Но настоящей свободы было ещё очень мало. Крохотки-росточки только пробивались. Той свободы, когда действительно человек чувствует себя человеком и живёт достойно с полной уверенностью в то, что его слышат, уважают его мнение и то, что от него что-то зависит в этой большой и замечательной стране―Россия, не было в полной мере.
Но это не значило, что за прошлое и настоящее, и будущее России мы не отвечаем! Мы творим историю государства Российского!
Не говорите: «то былое,
То старина, то грех отцов,
А наше племя молодое
Не знает старых тех грехов».
Нет! Этот грех―он вечно с нами,
Он в вас, он в жилах и крови,
Он сросся с вашими сердцами―
Сердцами, мёртвыми к любви.
Молитесь, кайтесь, к небу длани!
За все грехи былых времён,
За ваши каинские брани
Ещё с младенческих пелён;
За слёзы страшной той годины,
Когда, враждой упоены,
Вы звали чуждые дружины
На гибель русской стороны;
За рабство вековому плену,
За робость пред мечом Литвы,
За Новград и его измену,
За двоедушие Москвы;
За стыд и скорбь святой царицы,
За узаконенный разврат,
За грех царя―святоубийцы,
За разорённый Новоград;
За клевету на Годунова,
За стыд и смерть его детей,
За Тушино, за Ляпунова,
За пьянство бешеных страстей,
За сон умов, за хлад сердец
За гордость тёмного незнанья,
За плен народа; наконец,
За то, что, полные томленья,
В слепой терзания тоске
Пошли просить вы исцеленье
Не у того, в его уже руке
И блеск побед, и счастья мира,
И огнь любви, и свет умов,
Но у бездушного кумира,
У мёртвых и слепых богов,
И, обуяв в чаду гордыни,
Хмельные мудростью земной,
Вы отреклись от всей святыни,
От сердца стороны родной.
За всё, за всякие страданья,
За всякий попранный закон,
За тёмные отцов деянья,
За тёмный грех своих времён.
Пред богом благости и сил
Молитесь, плача и рыдая,
Чтоб он простил, чтоб он простил!
Сцена двадцать пятая.
СОН ОГУРЦОВА.
Серафим Иванович был в прекрасном, и главное в наиблагодушнейшем состоянии. Всё шло, как он и задумывал, без сучка и задоринки, как говорится. И главное, что для него действительно было удивительно, все его указания выполнялись молча, без возражений. Тогда, как ранее, почти все спорили с ним и не соглашались, и особенно эти―комсомольцы-добровольцы, как про себя презрительно обзывал их Серафим Иванович.
Все его планы сбывались. Осуществляя личный контроль и появляясь неожиданно на репетициях, он всё видел своими глазами и был полностью удовлетворён подготовкой, и тем, что и как это происходит. Административный же диктат исполняющего обязанности директора переходил все мыслимые и немыслимые границы. Глупости не было конца! Огурцов с административно- творческих позиций полностью раскрылся и был, как на ладони. Все понимали, что возражать было бесполезно, поэтому и делали всё, чтобы угодить Огурцову, хотя, подпольно и тайно готовили совсем другую программу. Конечно, было боязно, некоторые по началу отказывались, но правда жизни брала своё и побеждала насаждаемый реализм.
Нескольно раз Огурцов приказывал верной и влюблённой в него Бурыгиной неожиданно проверить, так сказать инкогнито, подготовку того или иного номера, репетицию в соответствии с его указанием. Но, и это не помогало. По докладам Тоси всё шло, как он и приказывал, задумывал и хотел.
Все были начеку и выбирали время для репетиций, когда Огурцова не было в «чапаевке» или когда он проводил масштабные совещания с младшим обслуживающим персоналом, а именно устраивал разносы слесарям, гардеробщикам, полотёрам, вахтёрам, дворникам и прочему рабочему люду.
Оставалась последняя ночь перед новогодним карнавалом.
Серафим Иванович вполне удовлетворённый итогами прошедшего дня и тем, что в принципе всё было готово (осталось только подрихтовать кое-какие детали и шероховатости, и готовь грудь к орденам и медалям), мечтательно надеялся получить полную должность без обидной приставки «ИО»
На вечер были официально приглашены первый и второй секретари райкома КПСС с жёнами, член ЦК профсоюзов Телегин Василий Павлович с супругой и другие более мелкие пузыри, как про себя, их называл Серафим Иванович и конечно вслух никогда этого не призносивший.
Наступило 30 декабря 1957 года. На дворе ночь. Люди страны Советов в своих квартирах мирно спали. Посапывал и наш благоверный Огурцов.
Страна стояла перед последним и решающим шагом, чтобы смело встретить Новый 1958 год с надеждой на счастье, радость, хорошую жизнь и, в конце- концов и на чудо, простое, как жизнь, чудо!
У каждого хоть чуть-чуть в душе оставалась это детская мечта―получить в Новый год то, что ты всё время желал. Даже может ты и забыл давно об этом. А оно―вот оно, вдруг пришло и согрело душу и сердце, и подарила счастливые секунды, минуты, часы, а может и дни, и годы
Во сне Серафим Иванович видел себя со-стороны. Он активно действовал, эффективно руководил, и всё-то у него получалось и происходило так, как он задумывал и хотел.
Заснув крепким сном, он перенёсся на один день в будущее, а именно в 31 декабря 1957 года и прямо оказался в «чапаевке» на сцене за кулисами. До начала вечера оставалось пять минут. Он, тайно выглядывая из-за занавеса, удовлетворённо потирал от удовольствия руки, смотря, как за столиками солидно усаживаются товарищи из райкома: Лев Моисеевич с женой, Вольноветров с супругой, Телегин Василий Павлович с единственной подругой по жизни Елизаветой Васильевной, Бесхребетный Игнатий Ильич с бессменной Ревмирой Акимовной (жена у него болела и лечилась на курорте). Остальные столики он не удосужил вниманием, так как там усаживались мелкие пузыри второго плана, так сказать, мелкого пошиба, сошки по-простому.
Рядом с главным столиком величаво, но одиноко стоял белый гипсовый бюст вождя мирового пролетариата В.И.Ленина.
Огурцов осмотрел сцену, убранную под торжество по его директивным указаниям. На первом плане в самом центре висел портрет легендарного комдива В.И.Чапаева. Монументальное полотно-портрет Василия Ивановича огромного размера, украшенное по-новогоднему игрушками, серпантином, цветами, что, если внимательно не присматриваться или смотреть издали, то можно было принять за всамделишнего Деда Мороза, но в кавалерийской папахе и с саблей вместо волшебного жезла.
Серафим Иванович от удовольствия почмокал губами и перевернулся на другой бок. Волшебный сон продолжался.
На сцене, чуть слева отдельно стояла типовая темнокоричневого цвета с огромным государственным гербом Союза ССР трибуна для выступающих.
И здесь же рядом, был установлен красный Советский Флаг со-звездочкой. В глубине сцены красовалась большая нарядная ёлка, а в центре были установлены большие часы, которые отсчитывали часы, минуты, секунды до наступления Нового года. Рядом с главной ёлкой стояли небольшие ёлочки, создавая лесной, зимний, новогодний пейзаж. Всё сверкало и искрилось от серпантина и снежинок! На сцене было белым-бело, как того и требует новогодняя обстановка.
―Занавес!―гордо скомандовал Огурцов, что больше напоминало крик кавалерийского комдива «по коням!» Именно так хотелось временному директору, чтобы послышалось вечному кавалеристу Пропагандову наяву.
Серафим Иванович в образе солидного докладчика весь и сразу вышел на сцену под неумолкающие аплодисменты присутствующих, и где-то переходящие в бурные овации.
―Новогоднее, так сказать мероприятие-карнавал объявляю быть открытым!―громко провозгласил Огурцов и под выкрики «Слава КПСС», «Слава Огурцову» гордо зазвучали звуки партийного гимна.
Под звуки «Интернационала» все встали и многие даже запели, шевеля губами в такт мелодии. Было чинно и благородно, серьёзно и торжественно.
Всё это радовало, и во сне вдохновляла Серафима Ивановича.
Спящий Огурцов снова от удовольствия причмокнул губами, довольно хмыкнул, но переворачиваться на другой бок не стал, чтобы не спугнуть чудесное видение.
Далее сон продолжился с чтения им исторического доклада об успехах и достижениях дома культуры в 1956 году и в текущем 1957 году и о планируемых успехах в Новом году под его неусыпным и чутким руководством. Глядя во сне на себя со-стороны, Огурцов любовался докладчиком, который вколачивал слова доклада, как гвозди в крышку гроба мирового капитализма.
―Ай да Огурцов! Ай да сучий сын!―воскликнул от удовольствия во сне Серафим Иванович.
Докладчику внимали с громадным интересом, несмотря на то, что доклад продолжался 47 минут. Для солидности доклад не мог быть короче. Эту негласную норму знали все. И те, кто готовили и писали доклад, старались наскребсти текст на всё время, не гнушаясь и того, чтобы вставить и явно лишнее.
Как и планировал Серафим Иванович при слове о покорении космоса советскими кораблями на сцену вышел член антипартийной группы товарищ Никифоров в строгом театральном костюме и с пистолетом времён девятнадцатого века. Раздался холостой выстрел вверх, в сторону зала и под песню «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью» космическая ракета (бывший ящик, в котором путешествовал по воздуху Огурцов из театральной кладовой на сцену во времена знаменитой Карнавальной ночи 1956 года; пояснения не относятся к волшебному сну дорогого Серафима Ивановича) по тросу, приземлилась в центр сцены с горящими по периметру фейерверками и огнями иллюминаций. Под оглушительные аплодисменты из ракеты вышел Яков Филиппович Никодилов в чёрном костюме лектора, покроя, а ля швейная фабрика «Большевичка» и направился под овации на трибуну, где его уже приветствовал бодрствующий во сне дорогой Серафим Иванович.
Все в зале встали и с воодушевлением стали подпевать гимну энтузиастов.
Огурцов, сойдя с трибуны, крепко пожал руку опытному лектору и пригласил его занять трибуну. А сам быстро спустился в зал к столику, где размещались начальствующие и не менее важные лица.
Рядом со стулом первого секретаря райкома партии по указанию Огурцова был установлен для него персональный стул с приборами для откушивания и выпивания с гостями карнавала.
―За покорение космоса советскими межпланетными аппаратами и приборами,―запланированно провозгласил тост Никодилов и залпом выпил фужер с минеральной водой (по сну), замаскированный под советское шампанское. Все опять же по сну дружно поддержали тостующего лектора по распространению знаний. После тоста елейно полился текст на животрепещущую тему: «Одиноки ли мы во Вселенной?»
Все с большим вниманием вслушивались в речь лектора и часто прерывали её возгласами, типа: «мы будем первыми на Луне» или «и на Марсе будут яблони цвести», а затем бурными аплодисментами приветствовали речь Никодилова, которые по сну всегда переходили в бурные овации.
Серафим Иванович был очень доволен. Всё происходило, как по-писаному им сценарию и ничего не предвещало иного, да и не могло предвещать, так как, всё это было во сне в сером веществе спящего Огурцова.
Лекция продолжительностью в двадцать пять минут была встречена очень тепло. Оппозиция и члены антипартийной группы (по сну) дружно аплодировали и подбегали по одному к Серафиму Ивановичу, чтобы поздравить его с творческими успехами и с пожеланиями процветания и здоровья.
Серафим Иванович нехотя, лениво, как бы отбиваясь от назойливых посетителей, кивал головой и молча подавал руку для рукопожатия. Дошло время (по сну) и до высоких гостей.
―Товарищ Огурцов! Вы нас поразили полётом мысли, выразившейся в полёте ракеты под управлением товарища Никодилова. Браво! Нет слов! Вы всех убили!―на перебой поздравляли его Пропагандов, Вольноветров, Бесхребетный, Телегин, их жёны, стоя в очередь к неподражаемому Серафиму.
Он скромно, потупив взгляд, отвечал:
―Создаём настроение! Служу партии и народу. Коммунизм―наше завтра!
После лекции по космосу отчётный доклад продолжился и после слов исполняющего обязанности о многонациональной хоровой деятельности вышел сводный хор детей, молодёжи, взрослых и пенсионеров, который исполнил с большим успехом гимн Советского Союза.
Огурцов сквозь сон уловил бессмертные слова:
Партия Ленина―сила народная,
Нас к торжеству коммунизма ведёт!
―Да здравствует наша Держава!―донёсся до слуха спящего Огурцова выкрик из зала, похожий на голос Ипполита Георгиевича.
Далее Огурцов уловил следующие слова, но уже другой песни:
По Ленинским мудрым заветам
Нас партия к счастью ведёт!
И закончил хор, во сне, третьей песней под названием «Баллада о партбилете», где всплыли следующие бодрые слова:
Иди на линию огня,
Будь там, где партия велела!
Всё было грандиозно, торжественно и величаво, как того и хотел Огурцов.
После выступления хора Серафим Иванович торжественно представил старейшего хориста-певца, который в недалёком прошлом служил красноармейцем в чапаевской дивизии. Тот солидно, не торопясь, поделился воспоминаниями о прославленном военноначальнике, постоянно обращаясь к большому портрету легендарного Василия Ивановича, вывешенного в глубине сцены.
Пропагандов, будучи от мозга до костей военным человеком, прослезился и поцеловал Огурцова. Другие высокие гости и не очень активно жали Огурцову руки, нахваливая его культурно-литературное творчество и самобытность.
Переходя в докладе к разделу юмора и сатиры, как образно выразился Огурцов, относящихся к умирающему жанру, так как партия в скором будущем исправит все недостатки, а при коммунизме вообще всё будет идеально и светло, а пороки в обществе будут искорены, по сценарию на сцене появились клоуны Сидоров и Николаев. Два человека в строгих костюмах не похожих на артистов, тем более на клоунов, чеканя шаг, вышли на сцену. Они больше походили на канцелярских чиновников, да и номер у них был об антипартийной деятельности некоторых коммунистов и примкнувших к ним. В своём ярком кратком творческом выступлении они провели тщательный анализ и выявили все причины падения указанных товарищей, как и источники их тлетворного поведения и прочего. В конце они заклеймили последними словами себя и себе подобных, а так же фокусника Никифорова, пропустили пару нелестных слов про Молотова, Маленкова, Кагановича и примкнувшего к ним Шепилова, не забыли и местного примкнувшего Усикова, и поклялись в верности курсу партии, в том числе, и лично курсу товарища Серафима Ивановича.
―Я тронут до глубины души, и прощаю вас!―со слезами на глазах пролепетал чуть слышно, чтобы никто больше не слышал Огурцов.
Далее в докладе разговор пошёл о состоянии оперного и балетного искусства в доме культуры.
Серафим Иванович увидел в своём волшебном сне, как пятидесятилетняя Пульхерия Ивановна в кожаной куртке и с красной гвоздикой на груди исполняет любовную арию восемнадцатилетней Наташи из оперы в «Бурю» Тихона Хренникова. Солистка, обращаясь всем пышным телом к белому бюсту Ленина, установленного у столиков с главными гостями, старательно выводила свою арию:
Ты поведи нас дорогой Ильич―надежда!
Вождь и учитель вековой!
К победам новым, как и прежде
Над бандами Антонова, и в зуб ему и им ногой!
Люблю, люблю тебя мой друг!
Иди, борись с врагами смело,
Тебя дождусь с победой я, и без подруг
Отдам любовь свою всецело!
Картинка сна с революционно-военной оперы быстро переключилась на балет.
―Всё прекрасно, всё замечательно и главное сурьёзно, по партийному. Вот, что значит бессмертное учение Ленина о партийности в искусстве и прочей культуре,―причмокивал губами спящий Огурцов.
Зазвучала музыка из балета «Лебединое озеро». Балерина с точёной фигуркой с одухотворённым лицом и с красной лентой в прическе выплыла на сцену и убедительно правдоподобно исполнила роль умирающего лебедя.
Пропагандов крепко разчуствовавшись, не обращая внимания на свою жену, которая недобрыми глазами смотрела на сверхвозбуждённого мужа, кричал со слезами на глазах: «браво, брависсимо, ура, мы победим!»
―Стоп,―остановил своё сновидение Огурцов.
―Надо подправить: жена Пропагандова смотрит на него влюблёнными и счастливыми глазами, так же как и он в экстазе, захваченная танцем умирающего лебедя. Никакой ревности!―вслух умелой рукой бывалого режиссёра подправил сценарий сна Серафим Иванович.
―Вот так правильней, так лучше и типичней, по партейному. Жена, да ещё деятеля такого масштаба, должна пылинки с него сдувать, а не то, что сердиться,―добавил во сне сценарист Огурцов, перевернувшись в кровати.
―Я не какой-нибудь режиссёришка типа Александрова или Рязанова! Всё обсатирют, да обсмеют! У меня же всё будет, как дозволено и положено!―чмокал во сне довольный Огурцов.
Спя, он продолжал действовать, как наяву: активно, напористо и нагло, как и в «чапаевке».
Да, и на других участках социального бытия, куда его бросала или перебрасывала партия, он руководил и действовал также. Данное умоотступление не относится к сну Огурцова―это от пишущего автора, пока не спящего и бодрствующего.
И вот, наконец доклад окончен. Деятельность всех сфер культурного дома и его обитателей по массовому охвату населения Бабушкинского района города Москвы полностью освещена и охвачена докладом с художественными вставками-номерами творческих коллективов дэка. Да, этого не ожидал никто. Ярко, самобытно, феерично! Но это было не всё!
Творческий самоотчет-доклад по поручению ЦК заканчивался артистическим номером самого временного директора. Но даже во сне, Огурцов не доверял никому. Свой номер он решил не просматривать, чтобы не сглазить, зная, что это будет ещё круче и значительней всего, что ему только что представилось в розовых романтических сновидениях. Но самый финал ему всё-таки приснился, и он решил его просмотреть.
После его оглушительного творческого позыва-номера на сцену вышел первый секретарь райкома партии товарищ Пропагандов, заслонив своим партийным телом выход самого Деда Мороза. В сновидении Огурцова выход Деда Мороза был не так уж и важен.
И вот, под бой курантов и под продолжительные и несмолкающие овации, первый человек в районе вручил Серафиму Ивановичу приказ о назначении его полным, без обидной приставки «ИО», директором и орден Боевого Красного Знамени за личный вклад в борьбу с местной антипартийной группой, за патриотическое воспитание молодёжи и за неукоснительное соблюдение установок партии и продвижение их в массы в сложной и противоречивой интеллигентной культурно-массовой среде.
Под последний двенадцатый удар курантов Огурцов проснулся и сел на кровать. Сердце от радости учащённо стучало в груди. Он обалдело, ощупывая грудь, где должен висеть орден смотрел на стену, взглядом пронзая пространство и время.
―Вот это сон, а какая концовка! Да так и будет! В лепёшку расшибусь, а добуду должность, почести и награды!―непроизвольно вскрикнул Серафим Иванович и затем крепко заснул до утра, но уже без сновидений.
Зазвенел будильник. За окном было ещё темно. Огурцов открыл глаза, потянулся в постели к потолку, и вскочив, активно стал собираться на свой пока ещё временный участок работы.
Наступал день карнавального доклада, космической лекции, новогодних сюрпризов и триумфа Серафима Ивановича, как он и думал про себя нисколько не сомневаясь, что так и будет.
―Да, сон в руку!―поделился он со своей правой рукой в работе Антониной Антоновной Бурыгиной, рассказав ей всё о чудесном предновогоднем сне-вещуне.
Продолжение следует...